|
Часть 4 «Фашистский марш 20 апреля»
Угроза фашистского марша
Вчера на уроке литературы принимала у своих учеников зачеты по Бодлеру. Всех заранее предупредила, что принимать в готы будем только тех, кто сдаст зачет. Своего Вовку я поймала со шпаргалкой: он ее упер у кого-то, не посмотрев, что там математика, а не литература.
Наша отличница Аллочка заявила, что она так любит Бодлера, что будет его исключительно петь… На зачете присутствовала та дама из РОНО, которая ей не так давно уже присуждала первое место за лучшее исполнение «готической песни» за то, чтобы та прекратила петь… Услышав заявление Аллочки, дама схватилась за голову, и с криком: «Когда же этот кошмар закончится!!!», - выбежала из кабинета.
Положение спас отец Питирим – капитан КГБ в отставке. Он похлопал Аллочку по плечу и сказал, что теперь она будет тренироваться пению у него на паперти… Аллочка согласилась не петь…
* * *
Сегодня меня вызвала Анастасия Георгиевна и сообщила, что 20 апреля в городе ожидается фашистский марш. Всем готам в этот день рекомендуется не высовывать нос из дома, чтобы их не побили разбушевавшиеся нацисты.
Я передала этот разговор Кларе Захаровне. Она только и успела промолвить: «Фашисты?». А потом, пританцовывая, «Фашисты! Фашисты!...», убежала, весело скрипя суставами.
Вскоре Клара Захаровна обзванивала своих знакомых: «Комильфо!!! Срочно приезжайте – будем развлекаться! В комитет защиты мира интербригад испанской кампании». И шептала про себя: «Как жаль, что душечка Артузов не дожил до этого. Как он любил такие шуточки!».
* * *
Из маленькой комнатки вышла сильно прихрамывающая старушка. Кто бы мог подумать, что почти семьдесят лет назад она – маленькая девочка, прислуживала Франко, выполняя шпионские поручения Розы Оффенбах. «Мы что, в деревню едем?» - только и успела спросить Кончитта своего бывшего резидента, доставая из подвала старую косу. «Какой саван?» - не поняла вначале она, - «Да, еще с Испании. Но его же моль…».
* * *
Товарищ Ким Чен Ир не смог отказать лучшему другу своего отца Ким Ир Сена - Розе Оффенбах. Для ликвидации фашистского подполья он послал двух хомяков-убийц «синанджу». Вскоре прибыли два крупных хомяка камуфляжной окраски, понимающие только по северо-корейски.
* * *
Наглая толстая узкоглазая камуфлированная крыса сидела на изгрызенном официальном поздравлении госпожи латвийского президента Вайре Фурии-Менгеле, тайно направленном русским фашистам от нацистов Латвии. Бесстыжая крыса, сожрав секретный официальный документ, непрестанно жуя, грозно направилась к латвийскому нацисту из «Кису Латвия» – резиденту латвийской разведки.
– Не сме-еть! – завизжал латвийский наци, – у меня дипломати-итшэская неприкосновэ-энност! – скосив глаза в сторону маленького чемоданчика – дипломата, в котором лежали тайно переправленные дипломатической почтой пачки латов, ойро и доллары. Это был презент для вспомоществования русским фашистам от госпожи латвийского президента Фурии-Менгеле: она любила делать мелкие гадости еще с тех пор, когда, будучи медсестрой в психушке, подсовывала толченое стекло ненавистным недочеловекам. А как она мечтала сделать пакость мерзким оккупантам…
– И-й-я – жующим голосом фыркнула камуфлированная крыса и вцепилась зубами в фашистские яйца.
– Ой… - раздалось из мусоропровода. – «Вот когда я буду править миром…».
Эстонская сдержанность секретного латвийского посланца не позволила ему выразить свои чувства, так как он уже вопил не своим голосом.
В это время из чемоданчика начало доноситься подозрительное хрумканье, шебуршание и хрустение. Вот он раздулся, и из появившейся дыры величаво вылезла вторая узкоглазая камуфлированная крыса, тщательно пережевывая грязную валюту мерзких империалистов. Потирая лапками камуфлированное брюшко, наглая крыса царственно направилась к мусоропроводу: Северо-Корейскому хомяку-убийце показалось, что оттуда несет чем-то человекоедским.
От донесшегося до Тшедовски душераздирающего воя, между ног у него возник какой-то неприятный спазм. Он поспешил убраться подальше и ухнул по мусоропроводу на первый этаж: «Вот когда я буду править миром…».
Хомяк-убийца «синанджу» с радостью выполнял просьбу братского народа по зачистке от коричневой чумы.
* * *
На форточке сидел какой-то желтый воробей и без умолку трещал в подвешенный к шее микрофон. Вряд ли кому могло прийти в голову, что личная канарейка шефа подразделения Комитета по защите женщин, туризму и молодежи по изучению субкультур, более известное как «секретные материалы», навела хомяков-убийц на этого медлительного представителя госпожи латвийского президента Вайре Фурии-Менгеле.
* * *
Крыса Мимоза со всех лап удирала от наглого толстого узкоглазого хомяка цвета камуфляжа, вознамерившегося, как ей показалось, лишить ее чести.
Россисты «Совести России»
Тшедовски, выполняя личное поручение «Кривло», разгуливал перед фашистами в шикарном костюме «тройка» и уговаривал их переметнуться в «Совесть России».
– Заниматься будете тем же, но тронуть вас уже никто не посмеет: я лично прослежу. Я такой влиятельный… Я очень большой человек…
Название новому молодежному движению «Совести» Тшедовски придумал отменное, в честь «Совести России» – «Россисты». Были у него, правда, смутные сомнения, что слово «россисты» он встречал где-то еще. Но верный принципу «не плагиат – фольклор», он старательно вычищал из головы эти ненужные мысли.
– Потом, когда я буду избираться президентом, вы будете работать у меня на выборной кампании. Когда я стану президентом – я вас не забуду.
«Что-то они долго соображают. Тупые, наверное», - подумал Бубен и продолжил свой спич.
– Я, так же как и вы, ненавижу дерьмократов, - «лихо это я отмочил», – отметил про себя Тшедовски, – сами видите, до чего они довели Россию! – помните, как было написано у Гоголя в этом… в «Преступлении и показании»… – Бубен очень гордился своими познаниями в литературе, которую в большом количестве видел у соседей по камере, пока сидел на зоне…
– Так, ведь «Совесть России» сейчас у руля? – крикнуло какое-то лысое создание.
– Зато вы заработаете деньги! Понимаете, ДЕНЬГИ!!! За каждую акцию «Россистов» вы будете получать деньги! Вам не все равно, за что вы получаете ДЕНЬГИ?!!
«Тупые-то тупые, а какие тупые вопросы задают», – подумал Тшедовски, – «А все-таки здорово я выкрутился!», – восхитился собой Бубен. – «Какой я умный и гениальный!». «А с этим их фюрером… как там его?... то ли «фон Глюк», толи «фон Крюк»… придется еще поработать. И компромат на него нужен: вдруг рогом упрется. И моя древняя дворянская фамилия ему, видите ли, не нравится! Все «юде!», да «юде»!».
* * *
«Гестапо» вежливо пыталось выяснить у захваченного бритого «языка» кто, где и когда собирается устраивать массовые безобразия. Но «язык» молчал, так как начальник «гестапо» забыл вынуть из его рта грязный и потный носок отца Питирима – капитана КГБ в отставке. Кроме того, некоторое неудобство для «языка» составлял сидевший на нем отец Питирим – капитан КГБ в отставке, сосредоточенно разглядывавший подошву кирзовых сапог.
Сражение полтергейстов
Ночью у «Фон Глюкке» начались глюки. Сначала из мусоропровода стало доноситься какое-то бормотание, из которого Глюкке различал только: «когда я буду править миром»… Затем помойный голос занялся гипнотизированием Глюкке.
Помойный дух начал повторять: «Ты должен идти с плакатом «Совесть России», «Ссовесть Росссииии»… ии…», – а затем – «Тшедовски – ваш Президент, Президент…Пре…».
На последнем полуслове раздался треск чего-то тяжелого о крышку мусоропровода. Послышалось: «Ой!».
«Туалет протек» - подумал Глюкке, ориентируясь по запаху.
Послышалось приглушенное дуновение, как бы глухое поскрипывание половиц плохо смазанного линолеума. Из мусоропровода донеслось повторное «Ой!». И тут появилось оно. Белесо-прозрачное, с клюкой, скрипящее на каждом шагу.
– Фон Штирлиц? - спросило оно - Я Кэт! Вы меня не узнаете?
– О-ой! – в очередной раз послышалось из мусоропровода.
– Г-Г-Глюкке – пролепетал Глюкке.
– Нам сейчас лучше по-немецки или по-русски говорить? Пастор… Что с Вами!!!
Суперфашист пошатнулся и шандарахнулся плешью о мусоропровод. Тут же оттуда послышалось недовольное: «Когда я буду править миром…».
Воспользовавшись моментом, Кэт схватила пачки фашистских листовок и стоявшее тут же ведро с клеем…
«Крахмальный клейстер из плиток киселя» – понял по вкусу Тшедовски, вытирая клей с головы, – «Вот когда я буду править миром, запрещу…»
Скорая увозила по-идиотски улыбавшегося Глюкке. Медбратья крайне пожилых лет переговаривались по-французски. Что-то насчет бошей. Старикашечка, которого они знали еще по Берну, с канарейкой на плече отдавал распоряжения насчет то ли аминазина, то ли сульфазина, то ли еще чего.
Российские сосиски с антифашисткой начинкой
Пьер «Понос`он» был заслуженным участником парижского антифашистского Сопротивления. От его группы уже мало что осталось, но паршивых бошей он ненавидел по-прежнему.
«Понос`он» – было его подпольной кличкой. Великолепный маэстро-повар добавлял в свои блюда для фрицев слабительное по собственному рецепту. Фашисты ели и плакали, плакали и ели: от райского вкуса изысканных блюд они не могли оторваться, даже для того, чтобы навестить ватерклозет.
А потом медсестра-антифашистка Клара из СССР оказывала обкакавшимся бошам медицинскую помощь... Почти медицинскую… Но бедняжкам уже ничего не помогало…
И вот… после стольких лет, Клара Захаровна опять просила помочь друзей – антифашистов разобраться с этими нациками и их прихвостнями.
Пьер мгновенно согласился.
Первоначально он хотел угостить нацистов шавермой со слабительным. Однако вспомнил, что немецкие бюргеры предпочитают баварские колбаски. Правда, Клара Захаровна объяснила, что местные российские скины никаких колбасок не едят, а потребляют их советский заменитель – сосиски. Будучи человеком европейским, и, не найдя информации о составе сосисок, Пьер загрузил их в автоматический анализатор для определения состава. Несколько раз машинка выдавала непонятную надпись: «яйца глист. не обнаружен».
На просьбы Пьера, Роза Оффенбах по-французски объяснила, что у анализатора сложилось превратное мнение относительно… Договорить она не успела, так как Клара Захаровна зло выкрикнула что-то очень неясное, из чего Пьер понял только одно слово: фекалии.
В сосиски зарядили кило пургена, или чего-то подобного (Роза Оффенбах так и не поняла, чего именно), что осталось у Пьера с тех пор, как он подсыпал это бошам во время оккупации Франции.
Пьер нацепил накрахмаленный поварской колпак и белый передник. Его внезапное появление в секретном бункере скинхедов – фирмы «Фон Глюкке» – вызвало некоторый шок у собравшихся. На путанном франко-русском, Пьер что-то сказал присутствовавшим. Что именно – никто не понял. Что-либо пояснить он не успел, так как вынырнувшая из-под ног крыса Мимоза с аристократической грацией выудила шесть порций сосисок и с дворянским величием потащила их к выходу. На ее пути оказалась мышеловка со скукоженным кусочком сыра. «Ну, прямо как дети», – подумала крыса, царственно влача сосиски.
Только тут Пьер пришел в себя и бросился за мерзким серым созданием. Очухавшиеся скинхеды устремились к дармовым сосискам.
Пьер быстро потерял из виду нахальную крысу, которая имела намного больший опыт в использовании канализационных ходов.
Мимоза удобно развалилась на помойке: поужинать спокойно собралась. Внезапно из соседнего бачка высунулась наглая рука, которая выхватила из-под Мимозиного носа все сосиски.
Мимоза вспомнила этот мерзкий запах. Совсем недавно какое-то чмо с тем же запахом уже пыталось ее изнасиловать. На всякий случай, шипя, величественно убежала.
Минут через сорок… Сначала из бачка раздалось чуть слышное, как дыхание ветра: «Ой!». Потом, чуть громче. Затем к этим «ой!» добавился какой-то посторонний дребезжащий звук, и бачок пришел в движение.
За прошедшее время Тшедовски усовершенствовал «помои сикрет бачок». Памятуя систематические неприятности, он пришпандорил колесики к днищу и проделал дырки для подглядывания.
Реактивная тяга…
По пути бачок налетел на двух развесчиков плакатов. Тшедовски обдало запахом клея. А на помойном бачке гордо закрасовалось: «Ваш выбор – Совесть России».
Летящая «Совесть России» оставляла за собой коричневатый инверсионный след и миазмы… Мусорные мухи, сломя голову, бросались на этот ласкающий душу деликатес.
Облако мух с непонятным громыханием и коричневатым туманом приближалось к колонне фашистов… На поворотах сквозь мух проявлялась то «Совесть», то «Россия». Из облака, сквозь звуки, напоминающие реактивный двигатель, слышалось: «Когда я буду править миром, я уволю всех крыс!!!». Вслед за этим, с каким-то сомнением в голосе, добавлялось: «И мух!!!».
В этот момент тихое, как дуновение ветра, «Ой!» началось в рядах скинхедов. Часть фашистов успела отскочить с дороги, но другие внезапно застыли в самых нелепых позах, боясь пошевелиться или чихнуть.
Мухи, почувствовав продолжение банкета,…
Грозя кулаками, дезорганизованное воинство, в коричневатом тумане, как будто в волшебном облачке феи Гостинды, бежало за помойным бачком «Совесть России». Из бачка в ореоле мух выступал расплывчатый профиль, напоминающий Муссолини с вытянутой в приветствии рукой.
…«Когда я буду править миром, я запрещу сосиски!!! Крыс!!! И колд-доб-бины!!!»…
* * *
Машина «гестапо» еле успела проскользнуть обратно во двор, чтобы не запачкаться об обделавшихся фашистов.
Полезное профзаболевание 2
Зря все-таки Пенелопа Руднева попросила Моисеевну под кличкой «Каплан» втереться в ряды «Фон Глюкке», чтобы подстраховать Пьера Понос`она.
В своем платяном шкафу Моисеевна, к немереному удивлению, обнаружила несколько комплектов парадной формы гитлеровского Люфтваффе. Она не могла никак припомнить, откуда это у нее. Дело в том, что «Каплан» была в свое время неплохим работником в загранотделе НКВД, но потом на нее напала жуткая хворь: шпионская клептомания. Совершенно непроизвольно она зачищала любой служебный кабинет. Она не знала, как эти вещи оказывались у нее, как она умудрялась отбирать только самое ценное и, главное, как она исхитрялась незаметно вынести все это, вне зависимости от объемов. Засыпалась она на этом в Германии, когда… После того случая, уже на родине, ее боялись пускать в кабинеты: она их непроизвольно зачищала. Пытались отправлять ее за границу в диверсионных целях. Результаты были неплохими, но, к сожалению, «Каплан» сама не всегда знала, уперла ли она что, а если уперла – то куда задевала.
Глядя на поеденную молью гитлеровскую форму, она поняла, кем она будет.
* * *
Отсутствовавшего «Фон Глюкке» замещал его ближайший соратник «Кривой Гиммлер».
Единственный ватерклозет в секретном бункере скинхедов – фирмы «Фон Глюкке» был постоянно занят. Там не было света. А тех фашистов, кто туда все-таки ухитрился залезть, встречал… призрак покойного Германа Геринга…
Точно, конечно, сказать было трудно, так как света не было… Но парадная форма шефа Люфтваффе была вполне узнаваема. А что касается этого ссохшегося, сморщенного лица… То сколько времени уже прошло… И так, можно сказать, хорошо сохранилось…
Для «Кривого Гиммлера», которому сразу же доложили о благословлении нацистского марша явлением самого… Это такое… Тот самый… Это посланец святого Адольфа…
* * *
Никто на Пьера не покусился. Все разрешилось как-то само… Моисеевна быстро свернула форму Люфтваффе в узелок и приняла привычный вид обычной, почти столетней старушки.
К ее удивлению, на нее никто не обратил внимания, когда она выбралась из туалета и спросила у первого попавшегося фашиста, не видел ли он здесь душечку Маннергейма… Прыщавый нацист, увлеченно уплетавший сосиски, ничего не ответил… Он просто вытаращил глаза и подавился…
– Тихо! Милок! – прошептала «Каплан», скажи, что еще и Коллонтай не видел…
– Ик… - ответил фашист.
– Ну, ладно. Будут спрашивать, скажи, что я пошла к Коллонтай…
Проскользнуть сквозь жующую толпу оказалось необычайно просто: пока заметившие ее фашисты трясли головами, отгоняя привидение, оно успевало само отогнаться на приличное расстояние.
* * *
Уже отойдя довольно далеко, «Каплан» обратила внимание, что держит в руке грязную салфетку из-под сосиски Пьера «Понос`он».
«Куда же я дела сосиску?», - подумала Моисеевна, - «ведь точно не ела». И что это за кусок колбасы твердого копчения у нее в руке?
* * *
Профессиональный фашист «Фон Штайн», посвятивший свою арийскую жизнь святому делу спасения белой расы, занимался благородным грабежом в темной подворотне. Он ухватился ртом за еще не кусаную сосиску, проносимую какой-то древней старушкой. И тут же, с несказанным удивлением в глазах, получил в нос… Это тогда показалось, что только в нос. Когда он очнулся, болело все… А сам он… И какая-то сволочь обломала батон твердой колбасы… засунутой… Ой! Как больно!!! И ведь не выкакать… А, казалось, что привычное ремесло по отбиранию у безобидных старушек… Ой, да чего же так больно-то!!! И штаны теперь порваны…
А ведь сейчас надо идти на кладбище, чтобы возглавить колонну верных соратников - нацистов.
В этот момент тихое, как дуновение ветра, «Ой!» зародилось у Фон Штайна. Зародилось где-то глубоко. Очень глубоко. Он выплюнул изо рта подтяжки, засунутые туда, похоже, старушкой. И тут изо рта полезла какая-то коричневая и очень вонючая масса. У Фон Штайна возникли смутные ощущения, что эта масса ему что-то напоминает. Причем, очень знакомое… И пипифакса нет…
Все дело в валерианке
Петька уже полчаса вместе с боевым формированием СС (сумасшедшие старухи) кормил стаю воробьев какой-то мерзостью с сильным запахом валерианки.
С просьбой помочь несчастным защитникам домашних животных к Петьке обратился камрад «Мефисто» – начальник подразделения Комитета по защите женщин, туризму и молодежи по изучению субкультур, более известного как «секретные материалы».
«Мефисто» пояснил, что под руководством Пенелопы Рудневой оперативный штаб комитета защиты мира интербригад испанской кампании, разработал серию ловушек под названием «Сталинские котлы». Петьку направили для реализации «Третьего Сталинского котла», разработанного против группировки «Зигфрида Прекрасного» (точнее, «Зигфридом Прекрасным» именовал он сам себя, а так его кликали «Рябым»).
Кормление воробьев проходило под неустанным оком канарейки и черного ворона – перевербованного агента разведки Ватикана.
Вскоре стая воробьев под предводительством канарейки взмыла вверх и, оказалось, что вовремя. По улице, как на параде, боязливо озираясь, вышагивали бритоголовые – белые рыцари «Зигфрида Прекрасного».
Подразделение прикрытия – полсотни старушек с клюками - уже час вышагивало кругами вокруг помойки, делая вид, что выносят мусор.
В этот момент птички начали свою атаку. Пикируя вниз, воробьи, немного не долетая до фашистов, резко брали вверх и одновременно какали. Бритые плеши начали быстро покрываться белыми кляксами. Запах валерианки, казалось, стал тошнотворно сильным.
Перед «Зигфридом Прекрасным» – тощим и щербатым предводителем фашистов с вытатуированной свастикой на прыщавой плеши, возникла одна маленькая старушка с помойным ведром и проникновенным голосом попросила: «Вы наших птичек, того, не забижайте!».
Но скинхедам было уже не до старушек. Совершив обманный маневр, бритоголовые дернули в близ стоящий сарай. А далее – пустырями, кладбищем и на парад.
Юркнув в сарай, затаились. И оказались в толпе любящих, сгорающих от предвкушения ласки милых блохастых помойных чесоточных кис, которые сладострастно терлись о штанины, бомберы, гады и даже подтяжки фашистов.
Стойкие скины сначала не придали значения назойливым приставаниям нежных кисок, но тех становилось все больше и больше. Казалось, что весь пустырь наводнен ими. Потом детишки начали обращать внимание на маленькие черные точки, которые так мило исчезали, стоило поднести к ним палец. Пока эти черные точки вдруг не начали кусать, оказавшись блохами.
Длинные черные запятые оказались вшами. В этом отношении кисы обладали неимоверным биоразнообразием: головные, платяные, трупные и (киса побывала в руках зоофила!!!) лобковые вши!
Море милых вшивых помойных кис… Какое-то наркотическое урчание и мяуканье. И уже все начинает чесаться.
На выходе с пустыря стоял большой трейлер с надписью «Готический патруль», который несколько смутил фашистов. Из него вышел человек в белом халате.
– Комиссар санитар инспекций, – на ломаном русском представился он, - пройшу пройтить в помещений.
Оставшихся «меченных» птичками и кисами отлавливало по пустырю «гестапо». А потом с матом обливалось дихлофосом от блох и вшей. Откуда вот только взялись эти лобковые вши?...
Уже через час группа «Зигфрида Прекрасного» отдыхала в психушке, в отделении буйных пациентов, расчесывая покусанные места. На еще не выветрившуюся валерианку с соседних помоек к «буйному» корпусу бежали местные кошечки, от которых теперь отбивались уже санитары.
А вдоль могилок готы с арфами стоят…
Ловушка под названием «Второй Сталинский котел» тайно готовился на Новоприторианском кладбище.
Фашисты – белые воины великого фюрера «Фон Штайна» должны были собраться на кладбище, после чего проследовать колонной в сторону центра города. К сожалению, самого «Фон Штайна» не было, так как у него внезапно возникло профзаболевание: кто-то подсунул ему «антифашистскую сосиску». Но такие мелочи не могли помешать восторжествовать арийскому духу.
«Второй Сталинский котел» вот-вот должен был захлопнуться: готики 666 школы изображали статуи на склепах и могилках. В резерве находились Клара Захаровна и кое-кто из зарубежных антифашистов.
Перед самым выездом на кладбище Розе Оффенбах сделалось плохо с сердцем. Она начала задыхаться и опять стала вся иссиня-фиолетовой. Доставлять ее «по срочной надобности» на кладбище «скорая» категорически отказалась, нагло заявив, что для этой цели существует трест «ритуальных услуг». Не помогло и удостоверение ветерана партии, подписанное самим Лениным. Взглянув на него, водитель «скорой» завизжал не своим голосом и так налег на газ, что чуть не врезался в какой-то фургон.
Водитель «скорой» не сразу сообразил, почему он вылетел из машины, и каким образом эта фиолетовая ведьма взгромоздилась на его водительское место. Роза Оффенбах держалась за сердце – подобными развлечениями она последний раз занималась в Испании? Или в Греции? Она сейчас не могла вспомнить. Сзади причитал какой-то фельдшер, надеясь, что его крестные знамения помешают почетной готке доехать до кладбища.
Ах Испания! – вспоминала Роза Оффенбах, - Долорес Ибаррури… Эйтингтон… И опять эти неуемные фашисты…
* * *
Аллочка стояла на низком пьедестале у входа в склеп и, не шевелясь, изображала скульптурную композицию «ангел с арфой». Аллочка была очень воспитанная девочка, поэтому, когда у нее начало свербеть в носу от того идиотского алебастра, которым ее осыпали, она попросила проходившего мимо озирающегося скинхеда подержать арфу, чтобы высморкаться.
В этот момент из двери склепа показалась Кончитта в саване с косой, со словами: «Забери у него арфу! Тебя здесь поставили – вот и стой! А ты, милок… Не падай! Давай я тебе помогу… Куда ты! Арфу!!! Арфу отдай!!! Держи вора!».
* * *
В провале могилы дергался Азизелло. Вернее, Азизеллой он был раньше, а теперь – гот, находящийся на перевоспитании в готической дружине 666 школы. Но сейчас его вырядили по старой памяти в какой-то сатано-покойницкий прикид. И, как его проинструктировала Клара Захаровна, он должен был медленно махать крышкой от гроба и время от времени выглядывать из провала, благочестиво улыбаясь чернеными зубками.
Вот об эту крышку гроба, внезапно появившуюся из ямы, и споткнулся фашист с арфой.
Подоспевшая Роза Оффенбах успела подхватить музыкальный инструмент, пробурчав, что вещь казенная, и ей перед этим чертом из то ли Наркомпроса, то ли НКВД, отчитываться нужно. Затем она улыбнулась трясущемуся скину одними губами, имевшими, правда, густой лиловый цвет, и протянула ему руку в кружевной белой перчатке.
Юный фашист не выдержал и с визгом грохнулся в провал. Откуда тут же появилась голова Азизелло, спросившего что-то насчет второй смены.
* * *
Когда Роза Оффенбах возвращала Аллочке упертую арфу, вновь раздался визг – их заметили трое новеньких фашистов, лихо свернувших в соседний склеп.
- Детишки! Здесь уже занято, - пояснила им какая-то старуха в кожаном плаще с анкхом и с самокруткой во рту. – Вот, видите, камрад Мефисто, - обращалась она дальше к сидевшему рядом старикашке с вороном на плече, - нигде от этих нацистов покоя нет. Говорила я тогда Берии…
Что говорила Берии эта зомби в кожанке времен ГубЧК, фашисты уже не слышали, так как летели прятаться в соседний склеп. Они не обратили внимания на ухмылку камрада Мефисто. И, первоначально обрадовались, когда обнаружили пустой ухоженный склепик всего с двумя толстыми узкоглазыми крысами камуфляжной окраски.
От воя, вскоре донесшегося из этого склепа, Аллочка от неожиданности чихнула. Это стоило истерического припадка еще одному скину, проходившему мимо нее.
* * *
Два скинхеда бледно голубоватого цвета лица тащили к центру кладбища вяло отбивавшегося отца Питирима – капитана КГБ в отставке, уговаривая побрызгать святой водой и спасти соратников по «белой борьбе» от потусторонних сил.
- Какие покойники! – возмущался отец Питирим – капитан КГБ в отставке, – вон там комиссар Роза – почти правая рука Феликса Эдмундовича…
- Да, да, да, - подтвердила Роза Оффенбах, с кряхтением вылезая из провала могилы. – Феликс Эдмундович, Ягода, этот придурок Троцкий, хотя… А этих двоих, вы к нам в могилку, на перевоспитание? - спросила она, указывая на фашистиков. Кончитта!!! – закричала она, - прими придурков.
* * *
В этот день ни одна «скорая помощь» не пожелала ехать на Новоприторианское кладбище на вызовы. Колонна жавшихся друг к другу фашистов боялась отставать от отца Питирима, уводившего их с кладбища к подъехавшему трейлеру с большим красным крестом, больше смахивающего на дальнобойщика-контейнеровоза.
- Мон женераль! – встречал отца Питирима пожилой фельдшер из фургона, - бошей сюда… У нас хорошее лекарство от призраков прошлого из сульфазина с дроперидолом…
Лечение фашизма
Из психушки несло. Нааминазиненные фашисты «Кривого Гиммлера», хоть и успокоившиеся, продолжали ходить под себя. Точнее, на себя, так как из-за сульфазина в заднице они могли лежать только на животе.
Отец Питирим выговаривал «гестаповцам» по поводу того, что они опять перепутали готизм с буддизмом. Пятнадцать фашистов сидели в позе лотоса и ничего не соображающими глазами смотрели на расхаживающего между ними «гестаповца», объяснявшего, что теперь они будут слушать Вивальди и читать Бодлера вместо Гитлера.
Звеня орденами, в клинику ввалился дед одного из фашистов: «У меня тоже есть хорошее лекарство», - сказал он, стягивая с себя армейский ремень…
* * *
В полночь в женском туалете, переделанном из складского помещения, состоялось секретное совещание фашистских лидеров.
«Гиммлер Кривой» постоянно держал в руках детский беленький горшочек и ежеминутно удалялся куда-то, поясняя, что ему срочно требуется помыть руки. Он понимал, что с этим горшочком ему сложно стать главным фюрером… Он несколько раз порывался отложить горшочек в незаметное место. Но… Что-то ему подсказывало, что ему очень срочно нужно идти мыть руки…
«Фон Штайн» приполз на каталке, с его слов, он споткнулся, упал, очнулся – гипс. Ой! Как больно. А это – застарелый геморрой…. Но он готов пойти навстречу пожеланиям соратников и возглавить их… Ах… Они этого еще не пожелали… Так все еще можно исправить… Ой! Как больно… Как он ненавидит эти твердокопченые колбасы…
«Фон Глюкке» – отныне «Пресвятой Глюкке» - ему явился то ли сам Фон Штирлиц то ли Кальтенбрунер – он уже сейчас не помнит, и благословил всеми руководить…
«А эта шишка на голове… Он так плохо все помнит… Какой из него лидер?» - эта мысль посетила каждого присутствовавшего, в том числе самого «Фон Глюкке».
«Зигфрид Прекрасный», непрерывно почесываясь, жаловался, что его замучила аллергия на антифашистов. Внезапно на него бросилась помойная киса, которую прошляпили санитары. Толпы черных точек… И черных запятых… А еще эти белые пятнышки…
«Фон Штайн» пристально вглядывался в эти точки, которые сосредоточенно расползались по оцепеневшему «Зигфриду». Оглядев безумным взглядом присутствовавших, он хотел что-то сказать, но язык от страха не слушался его. Он прохрипел: «Это чичас и на нас попозет!!!».
Все встрепенулись. «Гиммлер Кривой» напоследок попытался все-таки всех возглавить. Он предложил считать выборы его, «Гиммлера Кривого» состоявшимися и быстренько разойтись. Он честно пытался проголосовать за это предложение, но ему помешал детский беленький горшочек, из которого что-то выплеснулось при поднятии руки.
Выплеснулось на «Зигфрида Прекрасного», который, став еще прекраснее, пришел все-таки в себя.
Внезапно запятые в истерике начали разбегаться… А из ближайшего помойного бачка раздался громкий шепот: «Вот когда я…». Договорить помешал мусоровоз, который вознамерился… Но Тшедовски был не промах… Он знал, чем заканчивались эти приколки… Помогая себе руками, ногами и носом, бачек «помои сикрет сервис «Совести России» начал отодвигаться от мусоровоза, в кабине которого сидел какой-то «мусор», за которым маячила фигура шефа «гестапо».
«Бубну» помешала свора невесть откуда появившихся старушек СС – защитниц животных с клюками, которые небось уже час ходили кругами вокруг психушки, делая вид, что выносят мусор.
Появились санитары, которые на почти чистом русском спросили, не любят ли месье фрицы французскую кухню.
- Вот когда я стану править миром… Я вам… Я вас…старичье…, - донеслось из «помои сикрет сервис «Совести России»… Да мы! «Совесть России»! Вас… Мы льготы монетизируем…, - дохнуло из помойного бачка…
Вот откуда возникла идея монетизации льгот…
К предыдущей части / Вернуться к оглавлению / К следующей части
| 
